спасти только его, но глядя на несчастных сидельцев я дал себе слово, что не оставлю в остроге ни одного человека. В большинстве своем в тюрьме оказались крестьяне, посаженные за недоимки, было несколько разбойников, которые дожидались казни и только в последней камере я обнаружил пятерых дворян. Услышав, как я открываю дверь, они отошли подальше и сгрудились в углу, угрюмо уставившись на нежданных гостей. Когда-то пол камеры был застелен свежей соломой, но она давно превратилась в труху. От стоящей в углу бочки доносилось ужасающее зловоние, которое, казалось, пропитало все на свете — пол и стены камеры и даже одежду несчастных заключенных. Некогда роскошные наряды арестантов давно превратилась в лохмотья, а почерневшие от грязи и голода лица были похожи на деревянные маски.

— Рипон? Ты здесь, Рипон? — спросил я, заходя в камеру.

— Я Рипон, — неожиданно ответил высокий сутулый человек, — кто меня спрашивает?

Мужчина, стоящий передо мной никак не мог оказаться тем воином, который когда-то привел ко мне Бибона. Человек, которого я искал, был маленького роста, а этот дворянин был выше меня на голову.

— Мне нужен Рипон из Таруса.

— Я Рипон из Бегема, — ответил незнакомец и облокотился о стену, видимо ему было трудно держаться на ногах.

В замешательстве я оглядел остальных. Никто из дворян даже отдаленно не был похож на моего друга. Неужели я ошибся, и маленького воина здесь нет? В любом случае сейчас некогда было сокрушаться по этому поводу. Потом я смогу все осмыслить и начать корить себя за ошибку, но сейчас нужно было торопиться.

— Я Тибон Проклятый. Я захватил эту тюрьму, чтобы найти своего друга Рипона из Таруса. Вы что-нибудь слышали о нем?

— Здесь нет такого узника, — долговязый покачал головой, — в этой тюрьме нас всего пятеро. Больше дворян нет.

— Я ухожу, — сказал я, — вы можете идти по домам или последовать со мной.

— У нас больше нет дома, — сказал Рипон из Бегема, — король все отобрал. Мы бы пошли с тобой, но не знаем, куда ты зовешь нас.

— Вы знаете, кто я такой? — в свою очередь спросил я.

Долговязый кивнул.

— Мы слышали о тебе.

— У меня тоже нет дома, я живу в лесу среди диких зверей, но у моего костра всегда найдется место для хороших людей.

— Хорошо, — Рипон оглянулся на своих товарищей, — я пойду с тобой.

— Я тоже, — сказал пожилой дворянин, который до этого момента не проронил ни слова. Остальные, молча, кивнули в знак согласия. Все, кроме одного человека, который во время нашего разговора оставался в темном углу. Лица незнакомца я разобрать не мог и видел только неподвижный силуэт.

— Я остаюсь, — неожиданно сказал он.

— Как хочешь, — сказал я и вышел вон.

К моему удивлению несколько узников не решились покинуть тюрьму. Кроме дворянина несколько крестьян побоялись оставить свои камеры. Они забились в самые дальние углы, словно думали, что мы станем вытаскивать их силой. В этом не было ничего удивительного — оторванные от земли они потеряли всякую способность к сопротивлению и покорно ждали, когда старейшины решат их судьбу. Обычно крестьян сурово не наказывали, и у них была возможность оказаться на свободе. Разбойники первыми сообразили, что к чему. Поняв, что тюрьму больше никто не охраняет, они похватали лежащее на земле оружие стражников и сбежали. Признаться, мне не было до них никакого дела. Хорошо, что не попытались наброситься на нас. Я был даже рад узнать, что они скрылись в неизвестном направлении.

Нужно было уходить, но перед тем, как покинуть тюрьму я решил хоть как-то приодеть своих новых товарищей. Во дворе и в караулке для измученных дворян нашлось несколько рубашек, пара штанов и плащей. Этого было слишком мало, и я решил позаимствовать одежду у мертвых солдат. Никто из нас не привык раздевать покойников, но сейчас мы себя мародерами не чувствовали. Кое-как мы привели бывших узников в божеский вид. Воинская выучка давала о себе знать, и пока мы искали по всей тюрьме одежду и какую-нибудь еду, дворяне натягивали на себя разбросанные по двору кожаные панцири охраны и поднимали с земли кинжалы. Руки привычные к оружию сами тянулись к холодной стали.

Видя, в каком состоянии пребывают бывшие аристократы, Бибон преисполнился ненависти к тюремщикам. С большим трудом мне удалось его успокоить. Кажется, он собирался зарубить ближайшего охранника. Опасаясь новых вспышек гнева, я завел солдат в одну из камер и попытался запереть за ними дверь, но тут ко мне кинулся молодой парень, который во время боя схватился во дворе с Холином.

— Подожди, — он попытался меня остановить, но веревки не позволили ему широко шагнуть, поэтому солдат споткнулся и повалился на пол.

— Чего тебе?

— Возьми меня с собой, — скороговоркой выпалил он.

— Зачем ты мне сдался? — удивился я.

Стражник завозился на полу.

— Я слышал твои слова и понял, что за мальчишка оглушил меня. Я буду ему служить. Я хочу ему служить.

Я склонился над стражником и с интересом заглянул в лицо. При падении он разбил себе нос, и кровь залила подбородок.

«Неужели парень догадался, кто такой Бибон, — с удивлением подумал я, — интересно, как он узнал, о ком идет речь?»

Я рывком поднял солдата на ноги, протащил по коридору и пинком выкинул на свет. Даже, если я ошибся и неправильно истолковал слова молодого охранника, оставлять его в остроге было нельзя. Я не хотел рисковать понапрасну.

— Это еще кто? — удивленно спросил Холин, который успел немного передохнуть и уже достаточно пришел в себя, чтобы помочь нам исследовать тюрьму.

— Хочет пойти с нами, — ответил я.

— Интересно зачем? — спросил Рипон из Бегема.

Я не успел ответить, потому что лежащий в пыли солдат неожиданно выпалил, — нас всех казнят за то, что не углядели за заключенными, а я не хочу умирать.

Действительно судьба запертых в камере охранников была незавидна. Когда стражники найдут разоренный острог и убитых товарищей их праведный гнев падет на головы тех, кто остался в живых. Не думаю, что их убьют, но сурового наказания ротозеям не избежать. И все-таки в глазах солдата я не заметил ни отчаяния, ни страха. Неужели он болтает всякую чепуху только для того, чтобы последовать за мной и Бибоном?

— Поверьте, — добавил стражник, словно прочитав мои мысли, — я вам еще пригожусь.

В начале штурма я, не задумываясь, убил бы его, но сейчас, когда горячка боя схлынула, я понял, что не готов лишить жизни безоружного человека из-за своих подозрений.

— Вы готовы взять его с собой, — спросил я, оглядев собравшихся во